psyhistorik | Принцессы тоже какают, или Загадки Истории/A Mystery: A Couple of Days in the Life of Lev Semenovich (Reply)

ABSTRACT. The events in the life of Lev Vygotsky in November, 1933 are presented and discussed from the perspective of his calamities and professional troubles during the years of Cultural Revolution (1929-1933).

Всех лично заинтересованных поздравляем с днем рождения Зигмунда Фрейда. Тем не менее, сегодня мы все же вспомним о Карле Марксе, чей день рождения, к слову, мы все отмечали вчера, 5 мая, и поговорим об одной Загадке Истории, которую нам пока что не удается разгадать.

	Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Это аксиома, известная всем, кроме, пожалуй, историков психологии (по крайней мере, их русскоязычного подмножества), подавляющему большинству которых удается витать в мире "чистых идей^TM" (интересно, где они эти самые "чистые идеи^TM" только находят), а если и поминают "социальную историю отечественной науки", то исключительно не на ночь глядя, ~~когда силы зла властвуют безраздельно~~ и исключительно в контексте "репрессированной науки^TM" и ее героического, но неравного противостояния кровавой гэбне^TM, зловещему сталинскому режиму^TM, и проч. iсчадиямъ ада^TM. А это, во-первых, не по-марксистски, а во-вторых, не позволяет нам понять очень важные вещи в науке, с точки зрения того, как эта самая наука на самом деле устроена, функционирует и развивается в реальных, конкретно-исторических социальных условиях, -- что, в принципе, одно и то же.
Живой иллюстрацией такого плачевного положения вещей в "историографии отечественной психологии^TM" и служит Большая Тайна и Таинственная Загадка, о которой мы вот сейчас и поговорим. Но для начала мы вспомним, что все ученые -- это некогда живые люди, которые, -- даже самые выдающиеся из них -- ~~как принцессы, тоже какают,~~ борются со своими семейными и профессиональными проблемами, делают карьеры, насколько могут зарабатывают деньги, нуждаются в финансировании, сражаются за публикации и ресурсы, и проч. и проч. Одним словом, вспомним о том, что и составляет практику науки: практику социальную, экспериментальную, и дискурсивную... Итак, как все мы знаем, Выготскому в начале 1930х было как-то неуютно. То есть, не то что бы совсем -- наука шла полным ходом, как дай бог каждому -- но вот в карьерном плане все как-то не складывалось. А именно: закрывались какие-то лаборатории, заканчивалось финансирование (т.е., по правилам того времени, безальтернативно государственное финансирование), сворачивались исследования. Почитать переписку Выготского с Его учениками-и-соратниками^TM периода начала 1930х (издана в Вестнике МГУ в 2004, перевод на английский - 2007, на немецкий - где-то там же, у кого нет текстов - обращайтесь), -- так очень даже такой себе депрессивный портрет проступает. Одним словом, в начале 1930х приключилась с Выготским такая же "репрессированная наука^TM", какая, по недавним сообщениям, постигла и госп. Садовничего, В.А., известного до недавних пор в узких кругах как ректора Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова: работать было негде. И даже вмешательство кровавой гэбни^TM не понадобилось. Выготскому хотелось то ли удавиться, то ли уехать в Харьков, и было как-то непонятно, какой еще из этих двух вариантов хуже. Более того, печататься тоже как-то не получалось, хотя, как нам сообщают наши тайные агенты и спец-корреспонденты из архивов Выготского, писал он в то время много и упоенно. А с другой стороны, конечно сам и виноват: а нечего было Деборина цитировать!
И вот в таких вот условиях происходит как бы незначащая встреча в одном из московских кабинетов с высокими потолками, а именно в кабинете редактора журнала "Под знаменем марксизма" тов. Митина. Вот как описывает эту самую meeting with Mitin, герой нашего рассказа и непосредственный участник этого события: Меня вызвал Митин совершенно неожиданно и беседовал со мной по вопросу о положении в психологии и педологии. Интересовался, разрабатывается ли история умственного развития ребенка; говорил, что нужно совместно с ними работать, предложил дать статью принципиальную в "Под знаменем марксизма" и собрать философский актив (человек тридцать), чтоб обсудить ее. Главная идея его: в диалектике они подошли к необходимости разрабатывать проблемы исторические — с точки зрения истории науки и техники и с точки зрения умственного развития. Все пронизать историзмом etc. Я рассказал ему о нашем положении. Не знаю, приведет ли это к отказу от его предложения. Но на словах он сказал, что положение создалось недопустимое etc. Может быть, с этой стороны мы найдем поддержку. Больше ничего нового не знаю. Как узнаю, сообщу. Меня бесконечно опрашивают и треплют. (Из письма Выготского к А.Р. Лурия от 21 ноября 1933 года).
Ну что ж, поговорили и разошлись. Самое интересное в этой истории то, что уже через 5 (пять) дней после написания этого самого письма Выготский назначается на должность заведующего кафедрой генетической психологии Государственного института подготовки кадров Наркомздрава Украины (Справка об утверждении на должность от 26/XI 1931 г. // Семейный архив Л.С.Выготского; Источник: Выгодская и Лифанова, 1996, с. 129). Ну, то, допустим, мелочь, хоть и приятно: на работу в Харькове, судя по всему, volens nolens взяли. А вот через полтора месяца, похоже, тренд с трудоустройством как-то поменялся и в Столице Нашей Родины^TM, и Выготский, по сообщению Выгодской и Лифановой, получает приглашение "возглавить отдел психологии во Всесоюзном институте экспериментальной медицины (ВИЭМ)": Согласно приказу № 7 по Московскому филиалу ВИЭМ [i.e., во Всесоюзном институте экспериментальной медицины] от 14 января 1934 г., проф. Л.С.Выготский вводится в организуемое при дирекции постоянное научное Планово-методологическое бюро. Этим же приказом вновь созданному Планово-методологическому бюро предписывалось «приступить к проработке планов на 1934 г. и закончить эту работу к 15 февраля 1934 г.». Приказ подписан директором ВИЭМ проф. И.П.Разенковым // Семейный архив Л.С.Выготского (Источник: ibidem) Post hoc, как все мы прекрасно знаем, совсем не обязательно ergo propter hoc, иными словами, из факта встречи с могущественным Митиным не следует почти ничего. Почти. Тем не менее, интересно то, что в конце 1933 года советским философам зачем-то вдруг -- а может вовсе и не вдруг? -- понадобился историзм Выготского: "в диалектике они подошли к необходимости разрабатывать проблемы исторические — с точки зрения истории науки и техники и с точки зрения умственного развития. Все пронизать историзмом". Еще раз: нельзя утверждать причинно-следственную связь между этими событиями, но факт остается фактом: весь такой до тех пор затравленный да задепрессированный Выготский оказался вдруг очень востребованным, а с конца 1933 стал постепенно входить в элиту советской научной иерархии, свидетельством чему, например, резкий всплеск числа его публикаций в 1934-1936 и проч. косвенные признаки. Одна беда: карьерный взлет его в 1934 году был стремителен, но, к нашему общему сожалению, недолог: госпитализирован в начале мая, скончался 11, а похоронен 13 июня 1934 г. ...Итак, что это было, спросите? А кто ж его знает; см. выше: изучением социальной истории психологии до сих пор занимались преимущественно глядя из узких бойниц осажденной крепости "репрессированной науки"... И все же, может, кто-нибудь в пару-тройку архивов по Москве походит, да когда-нибудь ситуацию нам, "историкам отечественной психологии" да прояснит? Надежда живет... ...А тем временем, чтоб два раза не вставать, надо бы сходить к философам, и попытаться у них разузнать, с чего б это вот именно к концу 1933 они там надумали все пронизать историзмом etc.