![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
nemo-nostrum.livejournal.com posting in ![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}
psyhistorik| Курт Коффка САМОНАБЛЮДЕНИЕ И МЕТОД ПСИХОЛОГИИ Доклад, прочитанный в соединенном заседании Британского и Кэмбриджского психологических Обществ 23 февраля 1924 года. Напечатан в "The British Journal of Psychology". Vol. XV, Part. 2. October 1924.
(стр.179) Из психологической лаборатории университета в Гиссене. 1. Трудности метода самонаблюдения. 2. Behaviourism как способ избегнуть трудностей. 3. Gestalt-Psychologie и трудности самонаблюдения. а) Отказ от психологического анализа. b) Описание и функция. с) Общие основы достоверного самонаблюдения. I. Трудности метода самонаблюдения. Начав изучать психологию, я узнал, что самонаблюдение есть ее главный метод, и многие авторы все еще держатся этого положения. С другой стороны, нам говорят, что самонаблюдение вовсе не метод, что, по существу, оно само по себе есть нечто невозможное, самообман, заблуждение. Такой вывод должен бы быть роковым для прогресса любой науки; но, несмотря на эту дилемму, психология, кажется, успешно продвигается вперед. При ближайшем, рассмотрении, однако, выясняется, что психология идет путями весьма далекими один от другого, так что никак нельзя сказать с уверенностью, приведут ли они действительно к одной цели. Не так давно экспериментальная психология, изобретение второй половины прошлого века, казалось, достигла предельных границ, и, когда мы вспомним, что эта самая экспериментальная психология основывалась главным образом на самонаблюдении, мы принуждены будем признать, что методологические трудности очень серьезно повлияли на развитие этой науки. Главным слабым местом экспериментальной психологии была ее оторванность от жизни. Чем больше работали психологи-эксперименталисты, тем менее пригодными оказывались результаты их работы для разрешения ряда задач, становившихся все более настоятельными. Историка и филолога, педагога и психопатолога беспрестанно одолевали психологические проблемы, которыми пренебрегала или, как казалось, с которыми не в состоянии была справиться экспериментальная психология; тогда появилась на сцену сравнительная психология и открыла новую область работы с новыми методами, претендуя на то, что эти методы — единственно законны для общей психологии человека. Экспериментальная психология не была совершенно слепой в отношении к этому печальному положению вещей. (стр.180) Я могу, как ученик Штумпфа и Кюльпе, припомнить усилия Вюрцбургской школы изменить направление развития психологии. Но, как ни прекрасна была задача, ее не осуществила Вюрцбургская школа, несмотря на успех, который обещали ее начинания. Вюрцбургский метод был новым и решительным возвращением к самонаблюдению, которому было придано большее значение, чем когда бы то ни было раньше в экспериментальной психологии. Поэтому может показаться, как будто бы самонаблюдение и было причиной неудачи. Школа Кюльпе, применяя метод самонаблюдения к некоторым простым мыслительным процессам, нашла положение ассоциационистов недостаточным, т.-е. было установлено, что функционально течение наших идей не может быть объяснено механической игрой ассоциаций, так как при интроспекции элементы, которым ассоциационисты приписывали такое значение, именно образы, играют совершенно не важную роль, в то время как переживания совершенно отличного характера, не образные, но полные смысла, образуют ядро и раму подобных процессов. Возражения, приводившиеся против теории Вюрцбургской школы, общеизвестны. Говорили, что наблюдатели ошибались в своих переживаниях: они истолковывали, вместо того, чтобы описывать; что необразные переживания, то, что они принимали за мысли, «положения сознания» и т. д., на деле были не чем иным, как массой полуразвалившихся образов, соперничающих друг с другом за преобладание в сознании; поэтому приемлемыми можно признать дашь те законы, которые управляют этими возникающими образами, все же остальное — научная спекуляция. При этом полагали, что при применении метода самонаблюдения возможны ошибки, и даже, что в некоторых случаях этот метод не может быть правильным; так, например, все эти «латентные» образы никак не могут быть наблюдаемы, но должны ввести наблюдателя в заблуждение, заставляя его принимать их за необразные содержания. Следовательно, нам нужен критерий для различения между достоверными и ошибочными наблюдениями, или между переживаниями, подлежащими и не подлежащими самонаблюдению. Предлагаемый критерий состоит в том, чтобы самонаблюдение применялось лишь к тем переживаниям, которые находятся достаточно долгое время определенно в фокусе внимания. Это, по существу, самая основная из всех аксиом традиционной психологии; то, что не ясно, не может быть наблюдаемо в силу своей неясности, или же может быть наблюдаемо после того, как оно приводится в ясность. Следовательно, все описания самонаблюдения даются в терминах ясных переживаний. Каждое описание предполагает во что бы то ни стало известную ясность. Если описываемое переживание является частью более обширного целого, оно все-таки должно быть поставлено в фокус, должно быть сделано центральным переживанием, какой бы незначительной частью этого целого оно ни было. (стр.181) Когда мы не можем прочесть письмо, мы зажигаем свет, прибегаем к помощи увеличительного стекла; точно так же и при самонаблюдении мы пользуемся светом и увеличительными способностями внимания, согласно этой психологической теории. Эта, аналогия вскрывает основной дефект рассматриваемой нами доктрины. Мы зажигаем свет и употребляем лупу потому, что рассматриваемый объект не изменяется от этой процедуры. Точно так же метод самонаблюдения здесь предполагает, что простая перемена внимания в действительности не изменяет содержания психики. Содержание психики, следовательно, рассматривается, как материальный предмет. Но, чем бы ни была психическая жизнь, она все же не мозаика из твердых и неизменных вещей. Здесь мы сталкиваемся лицом к лицу с тем, что, по моему мнению, является одной из основных ошибок традиционной психологии. На этой ошибке основана вся система. Эта ошибка является оправданием классификации психических процессов, и она последовательно приводит к основному взгляду на ощущение, представление и чувство, как на психические элементы. Действительность, как она воспринимается каждым из нас, должна быть сведена к этим простым группам, хотя богатство нашего мира выходит за эти границы, и наш разум может восстать против такого упрощения. Как наука, построенная на основе самонаблюдения, психология должна признать эти трудности, в противном случае она опорочит собственные принципы, вновь и вновь отвергая факты, полученные при помощи самонаблюдения и не умея объяснить их. Самонаблюдение, таким образом, соединилось с анализирующим вниманием, и эта аналитическая установка может принять еще и иной вид. Мы изолируем переживание от связанной с ним системы и принуждены перенести его в новую систему, в перманентную систему субъекта — «Я». Таким образом, можно сказать, что переживание становится «субъективным». Например, при интроспективном наблюдении переживания цвета нам говорят, что мы должны описывать не качество предмета, а лишь элементы нашего сознания. При сравнении тяжестей, истинно психологическое описание, согласно этому взгляду, должно быть не — «этот предмет тяжелее того», а — «мое ощущение тяжести усилилось». Во всем этом можно усмотреть ту самую субстанциональную манеру мыслить, на которую мы указывали выше. Безразлично, в какой системе мы ни поместим переживание, оно всегда останется тем, что оно есть. Таким образом, основное различие между двумя родами связей и систем, между явлениями субъективного и объективного характера — моей зубной болью или голодом и столом или скачками — стирается, и оказывается даже невозможным удовлетворительным образом объяснить объективный характер наших представлений. (стр.182) Теория самонаблюдения содержит еще одно последнее затруднение. Что делать, если самонаблюдения различных наблюдателей не могут быть согласованы? Примеры этому нередки в психологии. Споры о необразных мыслях, о так называемых «аттрибутах ощущений», о первичных цветах, являются примерами подобных случаев. Традиционная психологическая методика не может дать критерия для определения, какое описание из всех является правильным. II. Behaviourism как метод, избегающий трудности самонаблюдения. Несмотря на все эти возражения, общепринятый взгляд на метод самонаблюдения имеет один кажущийся неоспоримый довод: каким образом возможно исследовать психические факты, если они изменяются от этого наблюдения? Мы запомним вопрос и вернемся к нему позднее. Сильно восстают против метода самонаблюдения те из сторонников науки о поведении (бихэвиористов), которые описывают поведение, как сумму реакций на окружающие условия, употребляя такие понятия, как рефлексы, простые и связанные между собой, простые или условные, инстинкты и привычки. Конечно они не употребляют ни «переживаний», ни образов в своем изложении фактов и в своих объяснениях. Но они не такие уж ярые противники сторонников метода самонаблюдения, как они сами это полагают, ибо их метод описания в одном весьма существенном пункте совпадает с методом самонаблюдения: он также в высшей степени аналитичен. Для того, чтобы наблюдать поведение, говорят они, мы должны наблюдать его по малым частям и придерживаться фактов, которые можно зарегистрировать или измерить.. Идеалом, конечно, является знание направления и скорости движений каждого члена, секреции каждой железы в результате каждого определенного стимула. Достижение этой цели сделало бы возможным предсказания, но предсказание, в противовес предвидению умного законоведа, относится к живой и многозначительной красоте настоящих вещей, как математическая формула, описывающая поверхность Венеры Милосской при помощи трех координат пространства. Behaviourism в этом смысле никогда не в состоянии схватить то, что он преследует: настоящее поведение животного, истинное действие, произвольное движение, направленное к цели. Все, что он в силах сделать, если он останется верен своим принципам, чего, к счастью, он никогда не соблюдал, это изучить новые факты относительно физиологии мускулов и желез. (стр.183) Затем, этот метод требует специфического подхода со стороны наблюдателя: он не должен верить своему первому впечатлению, которое позволяет ему видеть умную собаку, отыскивающую спрятанный кусок пищи, или медлительный, взвешивающий взгляд шимпанзе, направленный на недостижимый для него банан; наблюдатель не должен видеть гнева или страха, или радости, но только движения органов и секреции. Конечное положение подобно выводу последователя метода самонаблюдения. Как этот никоим образом не может объяснить наивной, объективной, осмысленной перцепции на основании своих субъективных, не имеющих смысла ощущений, так и бихэвиорист-наблюдатель почувствовал бы неудобство, если бы он был принуждён дать отчет о наших первичных впечатлениях о поведении животного. Оба положения, конечно, не тождественны; подход наблюдателя-бихэвиориста не может повлиять на наблюдаемые факты, но он схож с подходом сторонника самонаблюдения постольку, поскольку в действительности делаемые наблюдения в обоих случаях зависят от того или иного общего подхода. Таким образом, если метод самонаблюдения ошибочен, бихэвиоризм этого крайнего типа должен быть ошибочен также. И все же бихэвиоризм может выставить сильный довод, что иное можем мы научным образом наблюдать, кроме анализируемых частиц поведения: сокращения мускулов и выделений желез? III. Gestalt-Psychologie и трудности метода самонаблюдения. a) Отказ от психологического анализа. Разрешите мне теперь поднять вопрос: каким путем пошла бы другая психология, отказавшаяся от рассмотренных выше предпосылок? Предположим, что мы заменим аналитический и субстанциональный подход интегрирующим и функциональным. Начнем с организма в окружающей его среде и будем изучать все его реакции. Между последними мы можем перечислить и те, что обычно определяются, как сознательные; я подразумеваю то обстоятельство, что физический мир существует для организма, как его собственная среда, - при чем мы можем сослаться на нее, как на феноменальный мир, хотя, разумеется, для организма эта среда представляется абсолютно реальной; и еще я имею в виду то другое обстоятельство, что организм также знает себя, т.-е. ощущает голод и боль, гнев или желание. В экспериментальной психологии сознательная часть поведения играет весьма важную роль; ею и занят метод интроспекции, и ее-то мы и рассмотрим. Любое описание окружающей меня среды, этой комнаты, людей в ней и т.д. является отправной точкой для психологии. (стр.184) Такие описания не имеют отношения к описаниям, которые строгими сторонниками метода самонаблюдения определяются, как психологические. Масса или группы цветовых ощущений не сделают стула, или группы звуковых ощущений — произнесенной фразы. И все же то, что называется цветовыми и звуковыми ощущениями, несомненно, существует; это значит, что они могут быть произведены при специфических условиях. Во многих, хотя и не во всех случаях, возможно разложить цельное явление, на элементы ощущений, или, чтобы остаться ближе к фактам, свести к ничего не значащим ощущениям то же самое положение, которое представляется нам осмысленным и единым целым. Но если мы попробуем, например, произвести такого рода опыт анализа над человеческим лицом, мы неизбежно потерпим неудачу. Таким образом, взгляд, который я только что описал, служит для сведения воедино фактов анализированных и неанализированных явлений, без помощи гипотезы о субстанциональных элементах психики. Это достигается строгим соблюдением функциональной точки зрения. Данное в анализе, так же как и непосредственно воспринимаемое, должно рассматривать, как реакции организма, и вопросы надо ставить так: «чему обязано возникновение того и другого?». Не требуется нового допущения, чтобы ответить: «условия в обоих случаях, должно быть, были различны, и поскольку объективные условия предполагались тождественными, надо допустить, что субъективные потерпели изменение. Вы смотрели на эту комнату и были заинтересованы ею сначала, затем вы занялись интроспекцией и отдали ваш интерес психологии. Эта перемена отношения, ясно, и есть изменение субъективных условий; следовательно, мы не должны удивляться, находя различные реакции». Умение различать между субъективными и, объективными условиями реакции и между субъективной и объективной реакцией, как бы это ни показалось тривиально, имеет величайшее методологическое значение в психологии. Я постараюсь пояснить это другим примером. Влияние памяти на представление в традиционной психологии объясняется, как «ассимиляция». Переживание пробуждает путем ассоциаций образы переживаний, которые ранее возбуждались при помощи подобных стимулов, и эти образы сливаются с вновь-вызванным переживанием в одно целое, в котором отдельные чувственные и идейные компоненты не могут быть различены. Это объяснение до конца аналитично, основано на элементах ощущений и субстанционально, так как оно пользуется субстанциональными остатками прежних элементов, которые появляются теперь вновь, как психологические сущности. В некотором отношении эта теория, основанная на анализе, противоречит сама себе, утверждая, что анализ составных частей «ассимилированного» представления невозможен: вместо доказательства собственных допущений предлагаемое ею решение само нуждается в обосновании. (стр.185) Вместо этого, мы говорим: первая реакция на определенный стимул оставляет организм в измененном состоянии. Следовательно, при подобном повторном стимуле реакция организма будет не такова, как в первый раз, и не такова, какою она была бы, если бы первая реакция ей не предшествовала; представление будет иметь черты, являющиеся следствием изменения субъективных условий в организме. Это есть описание факта без многочисленных гипотез, связанных с более старыми объяснениями, оно логически яснее, и, что важнее всего, оно много ценнее с точки зрения объяснения. Этот способ описания фактов имеет весьма радикальные последствия. Он приводит к отказу от психологического анализа в том смысле, как это понималось до сей поры. Нам более не позволяется утверждать, что реакция, кажущаяся реакцией определенного порядка, в действительности есть реакция иного порядка, именно такая, какой она оказывается при условиях анализа. Аналитический метод может только, при таком образе мышления, исследовать, в какие новые виды реакций, могут трансформироваться реакции при помощи подхода, называемого психологическим анализом. Это знание может быть ценным вкладом в наше объяснение первоначальных реакций, но оно не является более единственным методом объяснения. Первоначальные реакции должны изучаться так, как они есть, а не только под видом того, во что они обратятся, если применить к ним анализ. Лишь таким образом мы будем в состоянии найти их собственные законы. Первым следствием является то, что мы не в состоянии наметить координацию между объективным и феноменальным миром явлений. Линия сама по себе, даже линия одного цвета, направления и длины, образующая сторону прямоугольника, совершенно отлична от другой, точно такой же, но образующей сторону треугольника. b) Описание и функция. Здесь возникает снова одно из возражений, указанных раньше нами против метода самонаблюдения. Что, если кто-нибудь скажет, что не видит разницы между двумя линиями? Мы можем утверждать, что такое лицо, сравнивая линии, прибегло к аналитическому подходу и, следовательно, не могло уловить разницу — и оправданием нашей аргументации может служить способ, которым такие утверждения обычно выражаются, когда говорят, что "как линии" они тождественны. Но, хотя наша точка зрения и была бы убедительна, аргумент не имел бы широкого значения за своими пределами. Если мы хотим доказать реальность нашего описания, мы должны пойти дальше. (стр.186) Это мы можем сделать при помощи процедуры, являющейся основой всякой экспериментальной психологии и пробным камнем всякого психологического описания: мы должны попытаться развить функциональные последствия из наших описательных, дескриптивных положений и рассмотреть, подтверждаются ли эти последствия фактами. Я возьму пример из работы Келера над шимпанзе. Он относится к давнишнему спору об основных цветах. Келер доказал, что животное, приученное реагировать на один из двух оттенков серого цвета, не приобретает ассоциации между каждым оттенком серого цвета в отдельности и желанием получить соответствующую реакцию, или избежать ее, но приучается реагировать положительно на одного «члена пары», т.-е. на стимул, характеризуемый своим местом или функцией в более обширном целом, включающем обе единицы. Доказательство состоит в том факте, что при перемене пары, при чем один из старых членов остается в паре, но занимает место прежнего другого в первой паре, будучи, например, теперь более светлым, в то время, как в первой комбинации он был более темным, — он в таком случае обусловливает реакцию, сообразно своему месту в паре, а не как отдельный стимул, действие которого переносится из одной комбинации в другую. Парные стимулы могут быть выбраны из любой системы, и во всех случаях наблюдается описанный выше эффект. Это дает нам функциональный метод, при помощи которого мы можем установить, является ли система униформной, или нет, ибо мы можем исследовать границы, в пределах которых мы можем производить перестановки, не нарушая результата тренировки. Так же просто сделать этот опыт, беря вместо двух тонов серого цвета, скажем, два оттенка между красным и желтым. До тех пор, пока перестановка производится в этих границах, результат тренировки удерживается. Если, затем, описание четырех основных цветов правильно, мы должны ожидать, что перестановка не произведет более нормального эффекта, если мы перейдем эту границу. Если, например, мы приучили животное выбирать более желтый тон из двух желтовато-оранжевых, выберет ли оно, будучи теперь поставлено перед парой, состоящей из прежнего более желтого и нового более зеленоватого, этот последний? Оно должно бы сделать так, если желтизна не является важным обстоятельством, как утверждают те, кто отрицает самое существование основных цветов, или то, что желтый принадлежит к ним. Судя по некоторым предварительным опытам Келера, при подобных обстоятельствах реакция не происходит, и, таким образом, аналитическое описание четырех основных цветов подтверждается объективным и функциональным способом. Мы имеем, следовательно, метод бегства от одного из главных возражений против метода самонаблюдения, и всё же мы довольно далеки от разрешения нашей задачи. Ибо теперь перед нами встают затруднения, от которых была свободна старая теория, а именно: каким образом может метод самонаблюдения раскрывать внутренние факты, если самым актом самонаблюдения мы изменяем условия для возникновения этих фактов и, следовательно, изменяем самые факты. (стр.187) А также, как может случиться, что аналитическое описание подтверждается функциональной проверкой. Для того, чтобы ответить на эти вопросы, мы должны более точно формулировать наше новое описание. Вместо описания данного целого при помощи перечисления элементов, на которые оно может быть разделено анализом, мы придерживаемся взгляда, что целое должно рассматриваться именно как целое, в его специфическом характере, и что его части — ибо целое почти всегда содержит части — не являются отдельными частями конгломерата, а истинными органическими членами; т.-е. что ряд свойств этих частей принадлежит им лишь постольку, поскольку они являются частями данного целого. Таковые качества могут быть утеряны или заменены другими качествами, если сами части станут изолированными и целыми единицами, или частями других целых. Итак, целое, вместо того чтобы слагаться из частей, в действительности определяет, чем эти части должны быть. Целое имеет собственные законы бытия, которые определяют род этого целого, устойчивого или склонного к трансформации, и направление этой трансформации. Можно различать 4 основных направления трансформации: 1) упрощение — симплификация, 2) структуризация — конструктивная реорганизация, 3) унификация и 4) амплификация — и их противоположности. Постараюсь вкратце объяснить, что подразумевается под этим: 1. Симплификация (упрощение). Пример поможет объяснить это понятие. Последующие воспоминания, как правило, проще первоначально воспринятых образов и по форме, и по содержанию. Провалы затягиваются, контуры упрощаются. Как указал Гёте, воспоминания о квадратах имеют тенденцию обратиться в круги, явление еще раз обнаруживающее близкую связь между описанием и функцией. Описательно круг есть простейшая из фигур, а функционально он является результатом, к которому тяготеют некоторые упрощающие процессы. Но упрощение имеет также высокую познавательную ценность, как это легко обнаружится дальше. 2. Чтобы понять, что подразумевается под структуризацией (конструктивной реорганизацией), — мы должны рассмотреть ее минимальную степень: это даст нам полный хаос. Хотя такого абсолютного хаоса в действительности и не встречается, это укажет нам направление изменений, обусловливаемых конструктивной реорганизацией. Сравните, например, впечатления художника, среднего образованного человека, школьника и собаки от такой картины как «Тайная вечеря» да-Винчи. Здесь возрастание конструктивной реорганизации идет об руку с улучшением реакции. Но это не является всегда обязательным. (стр.188) Торговец льняным полотном может посмотреть на эту картину и найти скатерть на столе ее наиболее достопримечательной, выдающейся частью. Здесь, была бы тогда весьма высокая степень конструктивной реорганизации, включающая ткань и оттенки материала, но это подчеркивание части не соответствовало бы целому. Такие конструктивные реорганизации могут, при известных .условиях, нарушить единство целого. 3. Хаос есть минимальная степень конструктивной организации; минимальная степень унификации есть простая суммативная связь, которую можно бы назвать «связь через и». В «Тайной вечере» наблюдатель может видеть спасителя, и св. Иоанна, и св. Петра, и Иуду, и стол и т.д. Унификация обозначает также прогресс. Но было бы ошибочным предположить, что вначале все реакции восприятий были такими «связями через и». Таких, вероятно, вначале бывает очень немного, если они, вообще, есть. Лицо, например, конечно, не представляется ребенку, как волосы и глаза, и нос и т.д., а как нечто дружественное или отталкивающее. Следовательно, в большинстве случаев, «связь через и» является продуктом эволюции, расчленения, и, как таковой обладает высокой познавательной ценностью. 4. Под амплификацией понимается тот факт, что понятия и воспринимаемые целые имеют тенденцию все расширяться. Для ребенка время состоит из одного настоящего, при чем оно не является точкой, не имеющей протяжения, но покрывает период некоторой деятельности: игры, еды, и т.д. День, в течение довольно долгого времени, является пределом для такого целого; всякое представление о вселенной, простирающееся, в пространстве и во времени, настоящем, прошедшем и будущем, есть продукт развития. Теперь мы можем возвратиться к первой из наших задач: каким образом может самонаблюдение вскрыть истинные факты, если оно изменяет их? Мы нашли, что не все изменения равноценны. Одни из них согласуются с внутренними законами наблюдаемого целого, а другие противоречат им. Если наша установка такова, что вызывает изменения первого рода, тогда результатом нашего внутреннего наблюдения будет не само основное данное, а развитие его. Выражаясь метафорически, мы начали с зародыша и имеем теперь организм. Если, с другой стороны, наша установка обусловливает изменение второго рода, мы получаем результат, который в своих основных чертах может быть отличным от основного данного. Вот почему неправильно пытаться проводить аналитическую установку во что бы то ни стало, как основной метод психологии. В большинстве случаев такая установка не развивает зародыша, а разрушает многие из его основных тенденций. Нужная установка должна определяться природой каждого отдельного целого, с которым имеем дело, и в этом проявляется искусство самонаблюдения. (стр.189) Самонаблюдение (интроспекция), как всякий иной вид наблюдения, есть искусство, и искусство не легкое. Понятие ощущения является выводом из аналитической установки. Ощущения реальны, но не равноценны реальностям нашего ежедневного мира явлений. Будучи реальностью, процессом, который можно воспроизвести при известных, точно установленных условиях, ощущение стоит того, чтобы его изучать. Исследование ощущений может даже помочь нам наилучше понять законы других и более натуральных, естественных явлений, но оно не поможет нам в этом, если, согласно учению традиционной психологии, ощущение будет рассматриваться, как психический элемент. Но, как знать, какая установка является наиболее целесообразной в каждом данном случае? Феноменальные реакции являются процессами, и как таковые они имеют свое направление. Для этих процессов не безразлично, дозволяется ли им развиваться по их естественному пути, или же их принуждают взять несвойственный им курс. Из этого следует, что результаты целесообразной и нецелесообразной установки должны ощущаться различно. Например, мы слышим начало мелодии. Скоро мы очень ясно чувствуем, правильно ли продолжается мелодия, даже если мы никогда раньше ее не слыхали. Много музыкальных эффектов производится неожиданным ясным изменением в обороте фразы. Это помогает осветить другой пункт. Во многих случаях изменение, произведенное самонаблюдением, даже, если последнее доброкачественно, не вполне развивает зародыш. Но оно дает нам возможность яснее увидеть цель, к которой клонится развитие и в то же время расстояние между целью и основным данным. Термины, употребляемые нами для описания последнего, обычно заимствуются у этой цели и должны быть изменены, чтобы показать, как далеко от нее в самом деле было явление. Есть еще и другой ответ, на наш главный вопрос. Уже было указано, что основным принципом психологического метода является испытание описания его функциональными следствиями. Почему же не сказать тогда: всякое изменение хорошо, если оно может быть подвергнуто этому испытанию. Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны рассмотреть связь между описательными и функциональными фактами. с) Общие основы достоверного самонаблюдения. Теперь выясняется второй пункт выдвигаемой мной новой доктрины. Первым пунктом, помогшим нам разрешить первую задачу, была многозначительная связь между частями и целым, связь, не основанная более на сосуществовании, но на самой сути (природе) рассматриваемых целых. Второй пункт носит психо-физический характер. Эти целые не являются особенностью психики. (стр.190) Если мы будем присматриваться, мы найдем их повсюду в природе.* (*Ср. работу проф. В.Келера. Примеч. автора.) Следовательно, мы принуждены принять существование таких целых в нервной системе, рассматривать психо-физические процессы как такие целые, если только имеются основания для такого взгляда. Таких оснований много. Опыт показывает нам многочисленные факты, которые совершенно не могут быть объяснены ни одной из обычных психологических теорий. Эти факты указывают на физиологическую интерпретацию, которая естественно должна включать качества целостности, о которых я говорил. Кроме того, реакции нашей психики, которые мы называем нашим феноменальным миром, являются лишь частью всего нашего поведения в целом, и даже дескриптивное явление очень часто указывает дальше себя — взад или вперед. Рассмотрим такого рода явление: последовательное сравнение, скажем, двух звуков различной интенсивности. Здесь, при не слишком долгом и не слишком коротком интервале, второй звук представляется, как более громкий или более тихий, более высокий или низкий, чем первый, хотя первого нет уже долее в сознании. Поэтому мы не можем отделить сознательные процессы от процессов, не сопровождающихся сознанием. Мы должны принять, что сознательные процессы являются частичными процессами больших целых и что, указывая, на другие части этого же целого, они свидетельствуют перед нами о том, что физиологические процессы являются такими же целыми, как и процессы психические. Выводить функциональные факты из описательных (дескриптивных) понятий поэтому обозначает, что мы следуем за сознательной частью большого процесса-целого за границами его сознания и, руководствуясь известной нам частью, предсказываем направление, по которому будет продолжаться наш путь. Таким образом, функциональные и описательные факты тесно связаны, и мы можем употребить первые для испытания последних. Это приводит нас назад к наблюдению внешнего поведения, к методу сторонников behaviourism'а. Теперь мы можем понять, почему результаты наблюдений бихэвиористов весьма скудны и говорят нам очень мало о поведении наблюдаемого животного. Раздробленные кусочки деятельности, составляющие в огромном количестве большинство исследований бихэвиористов, представляются, как независимые, разъединенные элементарные действия, а не как частичные процессы чего-то целого, как это должно было бы быть. Описание: «это животное убегает от какой-то опасности», как бы недостаточно оно ни было, все же в тысячу раз более характеризует поведение животного, чем формула, дающая нам движения всех его ног с их изменяющимися скоростями, кривые дыхания, пульса и т.д. (стр.191) Но как доходим мы до таких утверждений, как то, например, что животное убегает, или, что оно сердито, боязливо, упрямо и т.п. Как можем мы подтвердить эти утверждения, как можем мы уразуметь поведение? Это были настоятельные вопросы радикального бихэвиоризма, и до тех пор, пока мы полагаем, что лишь аналитическое наблюдение уясняет факт, мы не можем на них ответить. Аналитическое наблюдение не уяснит нам такого поведения. Но аналитическое наблюдение, по крайней мере там, где оно касается психических фактов, вовсе не является единственным методом или даже методом, заслуживающим предпочтения, а физическое и психическое поведение суть факты, составляющие лишь часть более обширных целых. Эти целые, будучи, реальны, не открываются аналитическому наблюдению. Наблюдатель, желающий уловить их природу, должен употребить совершенно отличный от аналитического подход — великого знатока людей, мудрого, старого врача, умного дипломата или — «интуитивного» поэта. Доступность, реального поведения наблюдению, следовательно, не так уж таинственна. Физические и психические состояния, относящиеся к одному процессу — целому, будут, во многих свойствах схожи одни с другими. Это относится, главным образом, к явлениям динамического характера, как ритм, акцентировка, сила, единство или перемена направления и т.д. Такие описания, как точный или неясный, скорый или медленный, непрерывный или отрывистый, устойчивый или блуждающий, применимы к феноменальным реакциям, наблюдаемого лица, как и к его телесным действиям. Предполагается, что они первоначально относятся к психике и лишь затем переводятся на тело живого существа. Если отказаться от этого предположения, как мы определим в наблюдателе процесс восприятия поведения животного или человека? Наблюдатель имеет перед собой физические движения наблюдаемого организма. Эти движения, будучи типичными процессами — целыми или частями таковых, вызовут в наблюдателе перцептивные процессы — целые с тождественными свойствами. Движения пальцев пианиста на клавиатуре, по примеру, приводимому Келером, являются следствием его настроения, претворением этого настроения в новый материал, ритм настроения, например, переходит при посредстве пальцев в музыку и воспринимается симпатически-расположенным музыкальным слушателем, опять как настроение. Итак, в принципе возможность такого наблюдения установлена. Конечно, наблюдение этого рода весьма затруднительно и не каждый легко овладеет им: оно таит в себе возможности серьёзных ошибок, и нет гарантии, что процесс — целое, пробуждаемый в наблюдателе, тождественен с процессом, вызвавшим наблюдаемое поведение. Такое наблюдение, поэтому, требует внимательного контроля и многих предосторожностей, которые должны применяться столь часто, как и сам принцип. (стр.192) Однако, основное достижение такого метода заключается в следующем. Психологии, как науке о поведении, вновь разрешается описывать реальное поведение, не подвергаясь обвинениям в антропоморфизме. Такого рода «бихэвиоризм» не имеет нужды исключать реальное самонаблюдение, как метод чуждый всем иным наукам. Ибо наблюдения поведения и феноменов (интроспекция) будут неминуемо сходны и дадут тождественные в основном результаты. Источник в сети, doc file: http://pedsovet.org/forum/index.php?act=attach&type=blogentry&id=41940 | |||||||||||||||||||||
Электронная версия текста: © Иван Ракитин
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}