Пафос переживаемой исторической минуты есть не только пафос величественной и торжественной радости освобождения от гнетущей власти прошлого, но, главным образом, пафос страха за будущее. Не так ли точно должны были чувствовать выходцы из Египта, только что преступившие его границы, оставившие за собой привычное и обычное ярмо рабского существования, когда перед ними встали и раскрылись безмерные серые дали бескрайней пустыни? Что будет? Куда идти? Кто знает, где верный путь?
Еще вчера все было понятно и ясно: мы так сжились со вчерашним днем. У нас выработалась и укоренилась своя философия рабства и вчера еще единою добродетелью была "готовность взойти на костер". Связанному, в конце концов, все ясно; ему не надо мучительно вопрошать: что делать? Но сегодня неожиданно и внезапно, вдруг - руки развязаны, нечаянно обретена свобода распоряжаться собой, что-то делать, двигаться, куда-то идти. Еще не создалась свободная походка, еще нет свободных слов, еще не пережит сознанием совершившийся переворот, еще старая душа в старом теле живет, радуется, трепещет и встречает новый день. Новый день застал нас не готовыми.
103
Аводим хоину. Воля еврейства была связана Историей еврейства, говорит P. Heman, "редко история актов, а чаще история страданий, гораздо меньше история того, что евреи делали, а гораздо больше история того, что с ними делали". Внутренняя неавтономность, отсутствие своего центра и объединяющего закона превратили ее течение для стороннего наблюдателя в "конгломерат случайностей"; не творческая воля народа изнутри определяла поступательный ход исторического процесса, но события, эту волю подчинившие себе извне, сообщали движение еврейству. Одним словом, рабство не только народа, но и его истории.
Все, что было в еврействе активного, восстало против такого положения вещей. Овладеть ходом истории, самим делать ее, вернуть ей автономность - к этому сводятся все требования еврейских политических партий. И если в глазах массы еще так недавно пассивное восприятие не нами творимой истории было наилучшей и самой подходящей из политических систем, то в глазах активного меньшинства это было худшим из порождений рабства.
Иго, тяготевшее над еврейской историей, еще далеко не сброшено, да и вряд ли оно может в скором времени быть окончательно устранено: слишком глубоко оно коренится в самых основных условиях существования еврейства, в его рассеянии и т.д. Но в значительной мере все же роковое безволие может быть преодолено в близкие дни: чаяния близки к осуществлению. Русское еврейство самым ходом событий поставлено перед близким обнаружением и выявлением народной воли; ею будет возвращена та относительная свобода, которая сделает ее сознательные выражения и проявления одной из движущих сил истории. Надлежит поэтому вдуматься в существо и значение этого факта, ибо в нем центр и значение всего совершающегося в жизни еврейства переворота. В некоторой части еврейство перестает быть парализованным,
104
восстанавливается некая дробь народной воли, делается первый шаг.
Мы сейчас стоим у порога всего этого - на повороте еврейской истории.
Сознание современности в условиях исторической жизни в этот момент обусловило то, что этот переворот отливается исключительно в формы политические. По существу же он охватывает гораздо больше - не только стихию политики, но и всю стихию еврейской истории. И едва ли поэтому он может ограничиться одной политикой - начавшись в ее плане, он пересекает иные планы нашей действительности. Поэтому первая задача народной мысли заключается в том, чтобы строго отграничить сферу законного господства политики от той сферы, куда она не должна проникать. Еврейская масса политически почти не жила уже много веков. К чему же ведут ее политические партии? В основе национальной стороны всех их учений лежит позитивный национализм. Три теоретических начала составляют его: национализм, автономизм и секуляризация еврейской национальной идеи. В разной мере эти три начала проникают в программы и теории разных партий, но в самом существенном определяет и те и другие то общее им всем, что может быть вынесено за скобки, тот общий множитель, который, несомненно, будет выдвинут в объединенном выступлении этих партий, представляющих народ, вовне. Здесь не место подвергать теоретическому рассмотрению эти начала, но в самых общих словах здесь может быть намечена и поставлена проблема.
Народ больше, чем партия; история - чем политика; религия и миропонимание - чем программа. Никогда нельзя народную жизнь строить на основах позитивизма и рационализма: "на началах науки не устраивался еще ни один народ в мире . Проблема самого исторического бытия, как и проблема народного сознания, народной культуры, - суть проблемы не политические. Когда одна из партий формулировала свои
105
идеалы в словах: партия - народ и народ - партия , она выразила самую сущность партийных домогательств: обратить народ в организованную политическую партию, спаянную единой программной целью, подчиняющуюся единой партийной дисциплине. И точно: не это ли есть идеал - видеть всех евреев бундовцами, сеймовцами, сионистами? Идеал, по существу, неверный. Народная душа не укладывается и не умещается в рамки исповеданий и убеждений. Все те, кто чувствуют себя и живут евреями, не потому что "хотят быть евреями" (формула национализма), но остаются евреями столь же необъяснимо, как остаются каждый миг самими собой, - все те своим внутренним опытом знают, что народная воля не создается декретами, указами и организациями, как культура не создается по рецепту планомерными усилиями партий, как народ не создается по рецепту национализма. Все это может только облегчить или затруднить выявление, обнаружение народной воли, придать ей соответствующую форму - и ни на волос больше. Народная воля действовала и прежде невидимо и неосязаемо, но таинственно и властно - в миллионах отдельных евреев, которые не сговариваясь знали одно и то же, в миллионах событий и дел. Воля не дается народу дарованием ему персональной или территориальной автономии. Поэтому жизненна только та еврейская политика, которая направлена не к созданию, а к истинному выявлению еврейской народной воли, которая подчинена его истории. Автономизм есть пустое слово, если он не опирается на живую волю народа: политики должны подчиниться народной воле, а не подчинить ее. Есть своя законная сфера господства у политики и у позитивного национализма: в учредительное собрание и в свод законов нельзя идти ни с чем иным, как с позитивным и рационалистическим. Освобождение и исход сулят восполнить круг народной жизни сектором политики. Но даже позитивный национализм формулирует: "нация есть историческое в нас".
106
...В эти дни освобождения, озаренные отблеском великого Исхода, когда творится живая агада, - в эти дни, больше чем когда-либо, мы знаем, что проблема народной воли есть в то же время проблема народного сознания. Глубокий декаданс, пережитый еврейством, должен смениться ренессансом народного сознания: только тогда оживет народная воля. |
![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
a-zvereva.livejournal.com
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}